Вечерами по пятницам в баре Джей Пи Дойла было не протолкнуться среди полицейских. Расположенный поблизости от подстанции бостонского полицейского управления в Ямайка-Плейн и всего в десяти минутах ходьбы от главного управления на Шредер-Плаза, бар Дойла был облюбован копами для пятничных посиделок за пивом и разговорами. Так что, когда Риццоли зашла туда поужинать, она рассчитывала увидеть сплошь знакомые лица. Но вот кого она не ожидала встретить, так это Винса Корсака, который за стойкой бара потягивал эль. Корсак был отставным полицейским из Ньютона, и здешний бар не был его территорией.

Он заметил Джейн еще в дверях и дружески помахал рукой.

— Привет, Риццоли! Давно не виделись. — Он указал на повязку на ее лбу. — Что случилось?

— А, ничего. Поскользнулась в морге, пришлось наложить пару швов. А ты что делаешь в наших краях?

— Переселяюсь сюда.

— Что?

— Только что подписал договор об аренде квартиры тут, неподалеку.

— А как же твой дом в Ньютоне?

— Долгая история. Послушай, не хочешь поужинать? Я тебе все и расскажу. — Он подхватил свой эль. — Давай найдем местечко в соседнем зале. Эти чертовы курильщики портят мои легкие.

— Раньше тебя это не беспокоило.

— Да, но тогда я был одним из них.

Пожалуй, только инфаркт может превратить заядлого курильщика в поборника здорового образа жизни, думала Риццоли, следуя в кильватере внушительной фигуры Корсака. Хотя он и похудел после болезни, его габаритов вполне хватало, чтобы подобно бульдозеру прокладывать дорогу в толпе завсегдатаев бара.

Они прошли в зал для некурящих, где воздух казался кристально чистым. Он выбрал стол под ирландским флагом. На стене в рамках висели вырезки из «Бостон Глоуб» — статьи о давно ушедших и давно умерших мэрах, политиках. В них мелькали имена братьев Кеннеди, Типа О'Нила и других славных сынов Ирландии, многие из которых служили на благо процветания Бостона.

Корсак уселся на деревянную лавку, с трудом втиснув свой объемистый живот в узкое пространство. Впрочем, при всей свой грузности он все равно выглядел стройнее, чем в августе, когда они вместе расследовали серию убийств. Глядя на него сейчас, Риццоли не могла не вспоминать то лето. Жужжание мух в зарослях деревьев; кошмарные находки в лесу. Она до сих пор вспоминала тот месяц, когда двое убийц объединились, чтобы воплотить в жизнь свои жуткие фантазии. Корсак был одним из немногих, кто знал, как это дело коснулось лично ее. Они вместе сражались с монстрами и выжили, и теперь между ними существовала незримая связь.

И все-таки было в Корсаке что-то такое, что ее отталкивало.

Риццоли смотрела, как он пьет эль, как фыркает, сдувая пену. Ее опять поразило его сходство с обезьяной. Тяжелые брови, толстый нос, жесткая черная растительность на руках. И ходил он как-то по-обезьяньи: ссутулившись, покачивая толстыми руками — вылитый примат. Она знала, что в семье у него полный разлад и что после выхода на пенсию он остался один. Глядя на него сейчас, Джейн испытывала чувство вины, ведь он оставил несколько сообщений на ее автоответчике, приглашал пообедать, а она, вечно занятая, не удосужилась перезвонить.

Подошла официантка и спросила, узнав Риццоли:

— Вам как обычно, «Сэм Адамс», детектив?

Риццоли посмотрела на стакан Корсака. Потом перешла взгляд на его залитую пивом рубашку.

— О нет, — ответила она. — Просто колу.

— Вы готовы сделать заказ?

Риццоли открыла меню. К пиву ее желудок сегодня не был готов, а вот голод она испытывала зверский.

— Я съем салат шеф-повара, только соуса побольше, рыбу и чипсы. И на гарнир — жареный лук кольцами. Вы не могли бы принести все сразу? Да, и еще: можно двойную порцию масла для рогаликов?

Корсак расхохотался.

— Не лопни, Риццоли.

— Я очень голодна.

— Знаешь, что делает с артериями вся эта жареная дребедень?

— Знаю. Значит, тебе не достанутся мои луковые кольца.

Официантка взглянула на Корсака.

— А что для вас, сэр?

— Отварной лосось без масла. И салат с французским соусом.

Когда официантка ушла, Риццоли скептически посмотрела на Корсака.

— С каких это пор ты начал есть отварную рыбу? — спросила она.

— С тех пор, как большой дядя — тот, что наверху, — сделал мне такое внушение.

— Ты действительно так питаешься? Это не показуха?

— Уже сбросил десять фунтов. И это при том, что я бросил курить, так что, знаешь, это реальная потеря веса. А не просто за счет воды. — Он откинулся на спинку скамьи, весьма довольный собой. — Я теперь даже занимаюсь на беговой дорожке.

— Шутишь.

— Записался в клуб здоровья. Тренирую сердечную мышцу. Ну, все время измеряю пульс, как положено по программе. Чувствую себя лет на десять моложе.

И выглядишь лет на десять моложе — возможно, он набивался на такой комплимент с ее стороны, но она этого не сказала, потому что это было неправдой.

— Десять фунтов. Повезло, — сказала она.

— Мне бы только удержаться в этом весе.

— Ну, а что же ты тогда пиво пьешь?

— Алкоголь — это нормально, ты что, не слышала? Последнее слово в науке, печатали в журнале по медицине. Бокал красного вина полезен для сердца. — Он кивнул на колу, которую официантка поставила перед Риццоли. — Что это ты перешла на колу? Помнится, ты всегда пила «Адамс».

Она пожала плечами.

— Сегодня не хочется.

— Здоровье в порядке?

«Нет, не в порядке. Я залетела и теперь даже пива не могу выпить, чтобы не блевануть».

— Работы много. — Вот и все, что она сказала.

— Да, я слышал. Что там с монашками?

— Пока еще не знаем.

— Я слышал, одна из них родила.

— Где ты слышал?

— Сама знаешь. Болтают вокруг.

— Что еще ты слышал?

— Что вы вытащили младенца из пруда.

Да, утечка информации неизбежна. Полицейские обменивались друг с другом новостями. Разговаривали со своими женами. Она подумала обо всех, кто был в тот день на пруду: водолазах, санитарах морга, экспертах-криминалистах. Кто-то не удержался и сболтнул, и вот даже отставной полицейский из Ньютона в курсе дела. Она с ужасом ожидала, что же напишут утренние газеты. Убийство и без того было интригующим для публики, а теперь к нему примешивался и запретный секс, так что сюжет был достоин первых полос и теленовостей.

Официантка принесла еду. Заказ Риццоли занял почти весь стол, будто его накрыли для семейного торжества. Дорвавшись до еды, она так набросилась на горячий картофель-фри, что обожгла рот, и ей пришлось срочно запивать холодной колой.

Корсак, хотя и осуждал жареную пищу, печально посматривал на кольца лука. Потом он перевел взгляд на свою отварную рыбу, вздохнул и взялся за вилку.

— Хочешь колечек? — предложила она.

— Нет, спасибо. Говорю же, я как будто заново родился. Этот инфаркт, наверное, был лучшим событием в моей жизни.

— Ты серьезно?

— Да. Я худею. Бросил курить. Знаешь, я думаю, чем черт не шутит — может, и лысина исчезнет? — Он наклонил голову так, чтобы она могла увидеть его голую маковку.

«Если его голова и изменилась, то скорее внутренне, а не внешне», — подумала Риццоли.

— Да, я стал другим, — подытожил он.

Корсак замолчал и сосредоточился на лососе, который, казалось, с трудом лез ему в горло. Риццоли из жалости подтолкнула к нему тарелку с луковыми кольцами.

Он поднял голову, но посмотрел не на еду, а на нее.

— У меня и дома перемены.

Ей вдруг стало неуютно. Судя по его тону и взгляду, он собирался изливать ей душу. Джейн совершенно не хотелось вдаваться в подробности чужой семейной жизни, но она видела, что ему нужно выговориться.

— Что дома? — спросила она, уже догадываясь, что сейчас услышит.

— Мы с Дианой… ну, ты знаешь, что у нас было. Ты же видела ее.

Риццоли впервые увидела Диану в больнице, когда Корсак проходил реабилитацию после инфаркта. При первой встрече она обратила внимание на замедленную речь Дианы и ее стеклянные глаза. Женщина была ходячей аптечкой — напичканная валиумом, кодеином и всем, что ей удавалось выпросить у врачей. Это была давняя проблема, как говорил Корсак, но все равно оставался при жене, поскольку считал, что только так должен поступать мужчина.